Церетели назвал её работы: «стереокартины», «двойные изображения», смотришь на них близко — они раздваиваются, отойдешь подальше — картина цельная и объемная! Он посоветовал не отступать от этой сложной техники, потому что она будет востребована ещё очень долго и пригласил работать к себе в артель. Но Елена выбрала свою дорогу, потом были выставки во Франции и Англии. А недавно она стала лауреатом седьмого литературного фестиваля «Open Eurasian Literature Festival & Book Forum», Лондон — Бангкок. Елена в номинации «Проза» вышла в финал, а в номинации «Иллюстрация» получила второе место.
Елена Лобова родилась в маленьком сибирском городке Калачинске Омской области. С самого раннего детства родители прививали любовь к природе, к земле, к дому, к тому, что нас окружает. Это отразилось на её творчестве. Страсть к путешествиям, поискам новых образов помогла донести до зрителя свой взгляд на окружающее, показать связь поколений, теплоту души, открытость и колорит Земли Русской. Картины Елены Лобовой находятся в частных коллекциях в России, Германии, Австрии, Чехии, Канаде, США, Японии.
Международная команда «АртМедиа» представляет нового автора, теперь Елена Лобова будет писать о суровом городе Омске не только красками, но и публиковать зарисовки о нем в нашем журнале. А пока публикуем рассказ, который она представила на конкурс.

Елена Бессмертная
История моей семьи. Карма
С самого раннего детства в моей жизни случаются странные и необычные события, заставляя изменить мою жизнь, мои увлечения, пристрастия, меняют мое сознание, а главное, открывают во мне новые способности. А может, это и к лучшему? Ведь так интересней жить!

1
Что-то не спится мне. Еще лоб ноет, все время тру его рукой, пытаясь понять, что же упустила за сегодняшний день. Может, подсказка откроется, может, видения будут или вещий сон опять придет… Тревожное чувство поглощает меня все сильней и сильней, заставляя подняться с постели, все равно ведь не уснуть.
«Да что ж такое сегодня со мной, что мне мешает? Что хотят мне сказать?» – подумала я.
Вдруг ни с того ни с сего запершило в горле, начала подкашливать, мелко так, и стало морозить. Леденящий холод охватывал мое тело, касаясь рук, ног, кончика носа, хотя одета была в домашний велюровый костюм, а на улице теплая весенняя ночь. Холод все усиливался, уже начали стучать зубы. Надо одеться потеплее, подумала я, а то еще заболею, и спешно начала рыться в шкафу, чтобы найти толстую теплую кофту, шерстяные носки… Все, нашла, одеваюсь и…
чувствую, что в комнате я не одна!
Медленно поворачиваю голову. Стоит мужчина выше меня ростом, голова немного опущена, глаза прикрыты, волосы темные, внешность приятная, но зловещая, крепкого телосложения, одна рука в кармане, другая засунута под ремень. На нем длинный плащ неопределенного цвета, чем-то напоминающий плащ-палатку времен Великой Отечественной войны, одет в военную форму старого образца, на груди значок ромбовидной формы, и проглядывались какие-то нашивки на рукаве. Интуиция подсказывает мне, что это энкавэдэшник или чекист, только непонятно, какого года. За всю свою жизнь я уже привыкла к таким внезапным появлениям с того света, и поэтому чувства страха, паники у меня не было, только сильный холод присутствовал вместе с ним…
– Ты кто? Как ты сюда попал? – спросила я.
Мужчина вздрогнул, открыл глаза, молча поднимая голову, осматривая все вокруг, пытаясь понять, где он. Рука, которая была в кармане, начала дергаться и дрожать… Наши глаза встретились. У него они были черные и бездонные, точнее, пустые, его взгляд пытался подчинить меня, мою волю, сознание, мысли, но ничего не выходило.
– Что ты молчишь? Что ты хочешь от меня? – опять повторила я.
Вместо ответа незнакомец усмехнулся. Глаза его светились каким-то страшным светом, блестели, в них отражались ненависть, злоба, жестокость. А вокруг него кружились звуки, шепот, мольбы о помощи, прощении, плач, стоны, рыдания, истошные крики, со всех сторон слышались голоса, голоса, они говорили и кричали мне о нем. «Это Палач!» – догадалась я. Не выдержав долгого молчания и истошных криков, спросила громко и грубо:
– Что надо? Что пришел сюда?
Незнакомцу это не понравилось, он весь сжался, как хищник перед прыжком, резко вскинул руки вперед, чтобы схватить меня, но не успел, так как я сделала магический пасс над ним раньше, тем самым парализовав его действия. Прочитав заклинание над непрошеным гостем, отправила его туда, откуда пришел. В ад.
Придя в себя, посмотрела на часы. Было полвторого ночи. Ровно столько, во сколько встала с постели! Ну да ладно, ушел и ушел. Что-то мне захотелось пописать картины, они у меня лучше всего получаются ночью. Писала старый дом моей бабушки. Краски ложились очень легко, быстро, пастозными жирными мазками, как бы охватывая целиком всю картину. Сюжет был простой: перед деревянным домиком зацвел шиповник белыми крупными цветами, в окнах отражались солнечные зайчики, на приступочке под кустом пригрелась соседская кошка, слышно было даже, как чирикают птички, оповещая нас, что сегодня хороший день.
Да уж, хороший…
В полпятого утра картина была почти готова, осталось дать высохнуть, сделать обобщающие мазки и поставить подпись. Вдруг раздался хлопок! Упала фотография бабушки, где она в военной форме в 18 лет, но не разбилась. Подняв ее, посмотрела, что же ее потревожило… Ничего, гвоздь на месте, рама крепкая. Что же тогда? Повесив на место, пошла мыть кисти и убирать рабочее место. Все привела в порядок. Возвращаюсь – фотография опять лежит на полу! Ладно, не хочешь висеть, лежи на столе, подумала я и пошла спать.
Как только положила голову на подушку, меня стало уносить в пространство, наполненное воздухом, как будьто протаскивая через материю, чем-то напоминающую соединения ДНК, все такое светлое, легкое, приятное… Впереди стали появляться очертания реального мира, но это был не мой мир, не мое время!
Очутилась посредине сельской улицы, по обеим сторонам стояли беленые хатки с маленькими оконцами, такие были только на Украине; плетень, разделяющий территории домиков, везде был одинаковый, отличаясь только степенью ухоженности. В каждом дворике посажены плодовые деревья, кустики под окнами, росли цветы. Меня поразили крыши хаток, они были соломенные, я таких никогда не видела, разве только в кино. И тихо так везде…
Где-то в глубине деревни залаяла собака, щебетали птички, в своих огородах копошились местные крестьяне… Но чувство тревоги и ощущение страха меня не покидало все время. Был 1937 год. Вдруг слева от меня из хатки выбегает молодая девушка, красивая, в руках у нее узелок, сама она в простом светлом ситцевом платьице в мелкий горошек, подпоясанном тоненьким красным пояском, но мое удивленное внимание привлекло другое – это туфельки, черные, с небольшим каблучком и ремешком, обхватывающим полненькую ногу. В такой простой деревеньке откуда такие туфельки, причем дорогие для такой простенькой девушки? За ней следом выбежал молодой мужчина в военной форме без портупеи, в начищенных до блеска хромовых сапогах с криками:
– Стой, Ира, стой! Не делай этого!!! Я проклинаю тебя! Если ты уйдешь, я тебе отомщу!!!
Девушка, которую назвали Ирой, побежала через дорогу наискосок, в другой дом. Ее там уже ждали. Высокий, красивый мужчина в военной форме с большими добрыми карими глазами ждал ее с распростертыми руками у калитки. Подбежав к нему, она как бы растворилась в его объятьях и скрылась в сенцах приветливого дома.
– Не отдавай меня ему! Он меня убьет! – испуганно вскрикнула девушка.
– Не бойся, ничего он с тобой не сделает! – пообещал он.
Нового возлюбленного звали Семен, а девушку – Ираидой.
Все это время наблюдая за стремительно разворачивающимися событиями этой любовной драмы, я так и стояла посреди улицы. Что-то в душе защемило – непонятное чувство, смешанное с тревогой, тоской, и осознание того, что происходит что-то важное для меня, нашей семьи, как бы подтверждая вселенский причинно-следственный закон Кармы. До конца не понимая, кто эти люди, зачем мне их показывают, но четко осознав, что отсюда начался отсчет.
Тот, от которого сбежала Ираида, вдруг резко поворачивается назад и увидел меня! Он удивленно смотрел и разглядывал мою одежду: надо сказать, что одета я была по моде XXI века – в джинсах, футболке и кроссовках. Каково было мое удивление, когда он решительно направился в мою сторону и на ходу начал говорить:
– Не убегай, стой! Я не причиню тебе вреда! Я хотел попросить прощения у тебя! – сказал офицер. Взгляд был его грустным и виноватым.
– Кто ты? И почему ты просишь прощения? – спросила я.
– Я Шурик Шельменко, муж Иры, твоей бабушки, – ответил он.
Оцепенев от такого сообщения, мысли и вопросы начали крутиться у меня в голове с такой скоростью, что я не знала, что ему ответить, как возразить, ведь первый муж бабушки был… Семен!!!
– Это я во всем виноват! Это я во всем виноват и в том, что вы так живете сейчас…
– Откуда вы знаете, как мы живем? – только и успела спросить, как вдруг издалека зазвенел сотовый телефон.
Звук усиливался, стал настойчивый и близкий. Неведомая сила с двух сторон снова подхватила меня и понесла обратно через материю в пространство, в мое время.
Звонила мама.
2

Моей бабушке 93 года. Глядя в ее большие выцветшие глаза, пытаюсь заглянуть глубже, чтобы разгадать тайну, которую она хранит без малого почти век. Историю своей, нашей семьи, точнее, рода.
– Бабуль, расскажи что-нибудь о своем отце, маме, про свою родню, и вообще, расскажи про наш род, – пыталась разговорить бабушку.
– Да я уже ничего не помню, давно это было… Отец был поляк по национальности, работал на заводе, мама была украинка, работала поварихой, был брат, ты его знаешь и его семью тоже. Вот и все, что еще рассказать?..
И всегда с большими подробностями вспоминала свою жизнь после войны, а вот все, что было до Великой Отечественной войны… Сознательно уводила разговор в сторону. Не могла я ее разговорить ни в какую, не помню, говорит, и все. Никак бабушка не хотела понять, что все, что происходит в нашей жизни, есть плод действий предков. И чтобы понять, исправить код рода, нужно знать его историю…
И вот однажды зимним вечером носилась по просторам интернета, пытаясь выискать что-нибудь или кого-нибудь по фамилии бабушки. Вдруг вижу, на моей страничке появилась гостья, до боли знакомые и родные черты лица…
– Здравствуйте, – пишу я, – вы знаете Ираиду Курдыбановскую?
– Леночка! Я тебя сразу узнала. Я ее родная племянница, Людмила! – очень приятная и приветливая женщина рада нашей встрече. Мы не виделись без малого 35 лет! Всю ночь мы рассказывали друг другу о наших семьях, кто женился, какие детишки появились, хвастались, показывали фотографии, плакали, и самое главное – мы одновременно начали интересоваться историей рода.
– Теть Люд, я сегодня такой сон видела, значения пока не поняла, но тебе стоит послушать, это касается нас всех! – и стала рассказывать о событиях предыдущей ночи, про незнакомца, про холод.
Внимательно выслушав мой рассказ, тетя сказала:
– Ленусь, у тебя есть способности. Ты можешь видеть сквозь время. Бабушка должна рассказать тайну. Попытайся все узнать про отца, про его близких родственников, она должна помнить!!!
– Вряд ли, я много раз просила ее об этом. Не помню, говорит, и все тут.
– Убеди ее в этом, она не сможет уйти из этого мира спокойно, пока не расскажет! – настаивала тетя, продолжая увлеченно рассказывать о своей большой семье.
– Ладно, теть Люд, пошла спать, а то у нас два часа ночи! Выходи завтра на связь!
– Спокойной ночи, Леночка! Обязательно выйду, и все обсудим!!!
Заснула очень быстро. И снова лечу через пространство, через время, сменяющееся отголосками событий в виде световых фаз, эфирных щелчков, треска, звуков, шорохов, потоком воздуха несет меня в неведомые дали. Внизу видны опять то же село, небольшое озеро рядом, лесные чащи дополняют сельский пейзаж красотой, смешанный с запахом молока и хлеба, с запахом домашней скотины и сена. Меня возвращают на то же место, откуда унесли вчера. На середину улицы села Черномин Винницкой области.
Открытая калитка с крепким плетнем, загораживающая хорошенькую и ухоженную хатку, как бы приглашала меня зайти внутрь. Не торопясь, осторожно захожу во двор. Дворик был очень ухоженный, по двору бегала какая-то живность, кричали петухи, а в маленьких оконцах висели занавески с вышитыми цветочками. Свежевыбеленная хатка напоминала, что здесь живет зажиточная семья, несмотря на то что в 30-е годы на Украине свирепствовали голод и террор.
Дверь в хатку была тоже открыта, в сенцах лежала вязаная дорожка, стояли какие-то ведра, домашняя утварь, стены побелены, впереди небольшая дверь, видимо, в чулан. Захожу в большую комнату. За столом вчерашний мой знакомый, который представился Шуриком. Голова его опущена, о чем-то задумавшись, ладонью взъерошив жидкие волосы на голове, пытаясь найти ответы на свои вопросы, а в другой руке держит стакан с самогонкой. И повторял все время: «За что? За что она так со мной поступила?»
Не закусывая, хотя на столе стояла тарелка с хлебом, разломанным на куски, с луком, солью, зеленью, выпивает залпом самогон. Потом еще и еще… Достал бумагу, перо, чернила и начал писать. Писал долго, продумывая каждое слово, что-то подчеркивая, при этом бормоча себе под нос, писал о чем-то важном! Мое любопытство сильнее порядочности, поэтому я без зазрения совести заглянула через плечо и прочитала его письмо. Это был донос на Иосифа Валерьяновича Курдыбановского, отца Ираиды!!!…
3
За Иосифом пришли ночью. Разбудив спящих в доме громким стуком, вошли в дом офицер и солдаты в синей форме, фамильярно назвали его имя, фамилию, отчество, год рождения и, не дав собраться по-человечески, увели. Анастасия, жена, быстро скомандовала всем находящимся в доме собираться, взять самое необходимое из вещей, сама собрала продукты на дальнюю дорогу, документы и выскочила с детьми из дома. По пути забежали к знакомым семьи брата Иосифа – Ивана и сестре Татьяне, сообщили им новость и скрылись из города. В эту ночь все родственники и близкие друзья успели уйти.
В машине-будке ехало много мужчин, наспех одетых. Ехали молча. Зловещий запах смерти витал в воздухе, и неспроста, так как эта машина служила еще для отлова бродячих собак и кошек, куда их потом девали, одному Богу известно… Все мужчины были разного возраста, от 16 лет и старше, разного телосложения, разного социального статуса, объединяло их только одно – польское происхождение. В глазах стоял один вопрос – за что? И никто еще не верил тогда, что это конец! Никто не знал тогда про утвержденный высшим руководством страны проект приказа об операции по репрессированию якобы бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов, что было установлено количество репрессий по всей стране. И самое страшное то, что приказ давал право местным руководителям просить у руководства НКВД дополнительный лимит на количество репрессируемых! Позднее последовали решения о проведении этнических чисток, так называемая «польская операция». Об этом узнают позже их дети, внуки, правнуки, если доживут… Всех мужчин, относящихся к польской национальности, забирали по всей Виннице как могли и кто попадется, без разбору: план нужно выполнять любой ценой!…
* * *
Здание НКВД находилось в центре города в очень уютном и ухоженном месте. Парковые дорожки присыпаны и утрамбованы песком, вокруг деревья, скамейки, но никто не гулял здесь, не слышны голоса молодежи, гуляющих по тропинкам, нет мамаш с колясками, как это бывает в людном месте… Тихо тут и страшно, только слышны изредка крики людей и приглушенные хлопки… Напротив главного входа в здание стояло странное сооружение. Оно было похоже на короб. Деревянный короб без крыши с одной-единственной дверью. Внутри вырыта очень глубокая яма, ее видно в приоткрытую дверь, были видны и какие-то деревянные настилы, что странно, яма вырыта посередине. Что-то зловещее здесь, хочется покинуть это место как можно быстрее, но неведомая сила держала тут, не отпускала…
На допрос Иосифа вызвали первым.
Поправив канцелярские принадлежности на столе и придвинув к себе личное дело обвиняемого, Лазарь Григорьевич ждал арестованного. Он знал Иосифа давно, еще с юношеских лет, с момента учебы в мужской гимназии…
– Ларька, – кричал Иосиф через всю улицу, – пойдем на рыбалку!
– Не, не могу! Мне батька сказал, чтоб я дома был. Потом сходим, – отвечал Лазарь и помахал весело рукой.
Иосиф был высокий и статный, круглолицый, светлокожий, с большими умными светло-карими с зеленоватыми прожилками глазами, с копной светлых каштановых волос, в одной руке удочка, в другой ведро для рыбы, рубаха навыпуск трепыхалась от знойного июльского ветра, штаны закатаны, широкими шагами он удалялся в сторону местного водоема. Жил он вместе с отцом, матерью, братом и сестрой в большом белом двухэтажном особняке с шикарной обстановкой; имели прислугу, большие земельные владения. Это была очень богатая семья знатного происхождения, корнями уходившая в глубокое прошлое, со своими традициями, преданиями, со своим гербом. Но ветер перемен в одно мгновение все изменил…
Воспоминания Лазаря Григорьевича прервал молоденький следователь:
– Лазарь Григорьевич, привели Курдыбановского!
– Заводите, – сказал устало Лазарь.
В кабинете находилось несколько человек: следователь НКВД, начальник управления НКВД, секретарь обкома партии, прокурор и секретарь-машинист. Молоденький лейтенант, следователь, после уточнения биографических данных начал допрос:
– Гражданин Курдыбановский Иосиф Валерьянович, я прошу вас отвечать на мои вопросы и желаю знать ответ без всяких уверток: вы проводили антисоветскую агитацию среди населения и служащих завода в контрреволюционном духе?
– Нет, я ничего не проводил!
– Следствию известно о том, что вы систематически вели антисоветскую агитацию при исполнении служебных обязанностей. Признаете ли вы это?
– Нет, этого никогда не было.
– А как вы объясните такой факт? – далее следователь стал цитировать донос:
«…мы находились у Иосифа Валерьяновича дома, обедали, и во время обеда он неоднократно говорил, что нужно верить в Бога, особенно в такое тяжелое и безбожное время…»
– Вы подтверждаете эти слова?
– Не помню, мало ли о чем мы говорили во время обеда…
– Так, значит, вели пропаганду контрреволюционного характера против Советской власти?
– Никакой агитации против власти я не проводил, – отвечал Иосиф много раз.
Следователь настойчиво пытался добиться «признания», повторяя множество раз свои вопросы. Не добившись желаемых результатов, следователь отправил заключенного в камеру. Во время допроса Лазарь все время молчал и тупо смотрел в окно. Мысли вертелись в голове – не мог он ему помочь, никак не мог…
После первого допроса Иосифа повели. Долго шли по коридорам и все время куда-то спускались. Пришли в камеру, точнее, в подвал, где кроме него еще были другие несчастные. Слышны крики, хлюпанье, глухие удары, скрежет и – запах, невыносимый запах смрада, смерти, гниющих тел. Иосиф удивленно рассматривал, куда его привели, и четко осознавал, что его предали, подставили, как, впрочем, и всех остальных.
– Куда вы меня привели, я же всё рассказал! – попытался разрядить обстановку, точнее, попытался таким образом взять себя в руки после увиденного, и уже отчетливо понимал, что назад пути нет…
– Да, нет, не всё! – сказал служащий в военной форме, развернувшись всем телом, и показался под единственной лампочкой, висящей в камере, это был Палач! Тот самый, который приходил ко мне, в мое время, в мой мир и которого я смогла отправить назад в прошлое!!!
Все это время я находилась вместе с Иосифом. Увидев Палача, я вскрикнула, зная, что буду незамеченной: я же Дух, немой свидетель прошлого. Но… Иосиф услышал меня, повернул голову и удивленно посмотрел в мою сторону. Наши глаза встретились! Господи, неужели такое возможно, подумала я, переполняясь чувствами неописуемой радости, восторга от того, что мы слышим друг друга, видим друг друга через расстояния времени, эпохи, через пространство. Улыбнувшись мне, очень тонко, незаметно для всех окружающих, Иосиф повернулся и внимательно смотрел на него, на Палача, пытался вспомнить, где же он его видел. Вспомнил! В сновидениях, в интуитивных воспоминаниях! Только не помнил, о чем были сны, для чего опять эта встреча. Не дав осознать смысла сновидений, начали избивать, жестоко, зверски, задавая вопросы и не получая желаемых ответов, продолжали бить. Пришел в себя в одиночной камере, с трудом поднявшись и прислонившись спиной к холодной стене, позвал меня еле слышно:
– Сезар, ты здесь?
Коснувшись его щеки своей невидимой рукой, обожглась, почувствовав, как горит его тело, лицо, как ему было больно. Вообще непонятны были чувства, кому было больнее – мне или ему? Все смешалось: чувства, эмоции, страдания, я – это он, он – это я, перевоплощение и обмен телами происходили с молниеносной скоростью.
– Сезар, ты здесь? Ангел мой, я знаю, что ты здесь! Побудь со мной, поговори, – просил Иосиф.
– Я здесь, с тобой, до конца! – ответила я и села на холодный пол рядом, – давай поговорим!
Присела рядом с Иосифом на сырой каменный пол, совершенно не ощущая холода, только слышно было, как каждая клеточка моя дрожала от соприкосновения с тайной, прошлой жизни его, моей, нашей семьи…
– Человек не может все время страдать, не может жить в страхе, в боли, он должен любить, быть любимым, жить свободной жизнью, должен радоваться, – начал Иосиф, – должен улыбаться, ощущать свою значимость в этом мире, быть нужным и, главное, оставить хоть какой-нибудь след! Будь то рождение ребенка, написанная книга, картина, любой шедевр, который останется на века, либо просто хороший труд, о котором будут помнить всегда и который будет иметь продолжение. Человек не может уйти просто так из мира, он должен оставить след, и каждому суждено сделать то, что предназначено, – плохое или хорошее. Обязательно, – Иосиф полулежал, прислонившись к стене, мелко и отрывисто закашлял. – Я знаю, что я скоро уйду из этого мира, но я ни о чем не жалею, я счастливый человек! Я воплотил в жизнь, что хотел, жаль только, что не подержу на руках своих внуков, правнуков. Улыбнувшись разбитыми губами, продолжал рассказывать мне, невидимому собеседнику:
– Помню, как отец позвал меня в конюшню и показал только что родившегося жеребенка. Он был беленький весь, с огромными глазами, со звездочкой во лбу. Это было так радостно. Я протянул к нему руку, он уткнулся в нее холодным носом и глубоко вздохнул, удивленно глядя мне в глаза, и… все, мы были повязаны на долгие годы дружбой, – Иосиф, вспоминая своего верного друга, улыбался, улыбался искренне сквозь разбитые губы, он светился счастьем. Глядя на него, понимаешь, что есть только миг, всего лишь миг счастья и любви, что все остальное – это мелочи жизни, и они скоротечны…

4
Встретив в коридоре Иосифа, Лазарь остановил конвойного движением руки, сказал:
– Иосиф, прости, я не могу ничего сделать, таково решение Главка, – показывая большим пальцем вверх, сказал Лазарь. – Это последняя наша встреча, прости, – и опустил глаза, не выдержав взгляда приятеля своей юности.
– Я знаю, – ответил Иосиф, – только об одном прошу, детей не трогай! Дай слово! Обещаешь? – в глазах Иосифа читались надежда и твердая убежденность, что так оно и будет. Лазарь ничего не ответил, только пристально посмотрел в глаза…
…Выстроив в шеренгу мужчин возле глухого дощатого строения, того самого, где тайная сила меня не отпускала, где было много дырок от пуль и краской многократно замазаны следы преступлений. На одной из досок висела старая подкова, прибитая гвоздем. «Для чего она здесь? На счастье? Для насмешки?» – думали все, кто ее видел. Старо как мир… Люди всегда использовали амулеты, талисманы, обереги в надежде на то, что это поможет, спасет, убережет, забывая о самом главном: в живом мире следствием является причина – мысли, дела, поступки…
Успев взглянуть на ясное небо, попросив прощения у Бога за все, пожелав своим детям долгой жизни и счастья… Глухой выстрел оборвал мысли, и душа, вырвавшись из тела, снова летела в трубу к Вечности, для того чтобы вернуться… А так хотелось жить…
Лазарь сдержал свое слово.
«Иосиф Валерьянович Курдыбановский, 1879 г. р., обвиняется в предусмотренном ст. 54-10 УК УССР преступлении «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений». Решением НКВД УССР и Прокурора СССР от 10 октября 1937 года приговорен к расстрелу».
P. s. Заключением прокурора по Винницкой области от 3 ноября 1989 года Иосиф Валерьянович Курдыбановский реабилитирован посмертно.